Вячеслав Рыбаков - Доверие [первый вариант]
— Знаешь, — тихонько сказала Мэриэн и легко, летуче провела пальцами по всегда ждущей его руке. — Я часто жалела, что у нас так получилось. Ты, может, не поверишь, но так. Я жалела, сто лет жалела. Я не знаю, как обьяснить... Не то что Мехр плох или утомлял меня, но... ты из всех, кого я знаю, самый... ну, самый настоящий, понимаешь? Делающий дело, а не так... как вот Мехр, который только и знает свои эмоции...
Сердце Бенки пропустило такт.
Когда Бекки подкралась сзади, Мэлор не обернулся, делая вид, что не слышит ее осторожных, почти кошачьих шагов. Она, конечно, боялась ему помешать, так пусть думает, что не помешала. Он сидел, уставясь на просторный, рябой от звезд экран, и пытался представить, что они там сейчас делают. И что он мог быть среди них, тоже пытался представить. Бекки несколько секунд шепотом дышала над Мэлоровым плечом, а потом спросила тихонько:
— Ждешь?
Она все сразу поняла. Она все всегда понимала сразу.
— Ну, в общем... — он зажмурился.
— Все ждут... — вздохнула она. —Ты почему заявления-то не подал?
— Зачем? — спросил он. Оставалось почти полчаса.
— Привет! Как это — зачем... Даже я подавала!
— Я знаю.
После того как ее отбраковала медкомиссия, он сжег лежавший уже в ящике стола заполненный бланк с просьбой принять его кандидатуру к рассмотрению. Он не хотел улетать один. Неужели вот об этом даже она не догадывается? Он открыл глаза и обернулся. Она немедленно расцвела улыбкой, встретив его взгляд. Она была маленькая, тонкая, похожая на девочку, с хрупкой копной каштаново-рыжих волос, которые острыми языками, на концах загибающимися вверх, скатывались к отчетливым лопаткам и небольшой вздернутой груди, затерявшейся в складках широкой цветастой рубахи. Она была Бекки. Мэлор осторожно запустил пальцы в эту ее копну.
— Ты очень хотел быть с ними? — спросила Бекки.
— Ну, в общем, — ответил Мэлор.
Она неожиданно запрокинула голову и успела коснуться губами его ладони.
— Как работа? — спросила она потом, и в этот момент в зал вошли Магда и Болодя.
— Здорово, Бомка, — приветствовали они Мэлора. —День добрый, красавица,
— обратились они к Бекки.
— Как бомба твоя, о Бомбист? — спросил Володя. — Вельми, али не вельми? Имя Мэлора расшифровывалось как "Маркс Энгельс Ленин Октябрьская революция", и никто из знакомых Мэлора не мог пройти равнодушно мимо этого факта. Здесь, в институте, тем более что Мэлор собирался взорвать мировую науку о пространстве, по дальним ассоциациям его прозвали Бомбистом, а уж отсюда — Бомкой, Бомиком и так далее.
— Бомба зреет, — ответил Мэлор.
— Поелику для пиру царь-батюшка сию кубатуру наметили, — сообщил Володя,
— иметь несчастие будем прервать ваше одинокое бдение. Меблю растить мы тут намерены... С тем явились.
Мэлор вздохнул:
— Нарушайте, пёс с вами...
— Излучатели не гаси, Бом, — попросила Магда, подходя к щитку мебели. — Пусть пока статистика набегает. Вдруг...
Она не договорила и стала истово плевать через левое плечо. Мэлор и Володя тоже стали плевать через левое плечо. А Бекки перестала улыбаться.
Они вырастили длинный торжественный стол и массу мягких пуфов вокруг, и тут стали подходить остальные. Расселись. Разлили шампанское. С трудом не глядели на экран, постоянно напоминая себе, что еще не время.
— Товарищи персонал Ганимедского института физики пространства, — возгласил, поднявшись с искрящимся бокалом в руке, Карел. — У нас, как и у остальных пятидесяти миллиардов человек человечества, сегодня праздник. При всем при том среди нас присутствует странная личность. Вы догадываетесь, кого я имею в виду?
Семнадцать человек персонала как один уставились на тут же покрасневшего Мэлора, оживленно рокоча: "Нет! Не догадываемся!"
— Я имею в виду одного из самых молодых наших сотрудников, Мэлора Юрьевича Саранцева.
Раздался одобрительный гул.
— Эта странная личность — единственная из нас, которая даже не подала заявки в медкомиссию. Все сделали это, и двое наших прошли отбраковочные тесты.
— Вешать личность!!! — взревели все. Карел качнул бокалом.
— Я не шучу, — от крутой обиды его голос был излишне резок. — Меня это, признаться, удивило. Факт такой социальной индифферентности, прямо скажем...
— Вот взорву науку и подам, — заявил Мэлор. Его лицо пылало. Он смотрел в свой бокал, где, переливаясь звездными красками, трепетно летели вверх пузырьки и столбенели на поверхности. Поняв, что лететь дальше некуда, они лопались от разочарования в жизни. Мэлор взял бокал и поднес к лицу. — Я... я по-прежнему уверен, что мы получили уже связь, только разглядеть ее не можем. Это ж песий бред — иметь надпространственные корабли и не иметь надпространственного агента. Наши излучатели создают...
— Слышали, — перебил его Карел, — и не раз. Это не оправдание.
— Да будет вам, бояре, — примирительно пробасил Володя. — Минута осталась.
— Да, — спохватился Карел. —Тем не менее я хочу обратить внимание всех, и в особенности твое, Владимир Антоныч, как руководителя нашей ячейки. Заявки подало восемьдесят процентов населения Земли и сателлитов. Наш юный товарищ, к которому мы все так хорошо относимся, вдруг оказался среди окаянных двадцати, не заботящихся о великих свершениях человечества. Вот. А теперь, — он поднес бокал ко рту, — пожелаем успеха первым переселенцам! От них зависит успех всей миссии. Висящий сейчас в тридцати миллионах километров от нас корабль с двумястами человеками на борту, загруженный гигантским запасом продовольствия, стройматериалов и необходимого... э... инвентаря (все прыснули), уходит в свой исторический рейс. Ура, товарищи! Пожелаем им успеха!
Держа бокалы в вытянутых руках, все встали, гусарски отбросив распрямленными ногами легкие пуфы, и со вкусом, ребячась, заорали "ура". Тут же, будто в ответ на их прорвавшийся восторг, на экране полыхнула крохотная оранжевая вспышка, и крик персонала сам собой налился серьезностью.
Персонал завидовал.
Потом Володя, осушив бокал, взьерошил вихры, подумал секунду, возведя очи горе, растопырил грудь и запел "Интернационал". Возбужденно смеясь, все подхватили, и только Карел сохранял серьезность, ибо положение обязывало его считать кощунством петь такую песню с улыбкой.
...Бекки уткнулась лбом в холодную шероховатую панель. Машины едва слышно гудели, пощелкивал перфоратор. Ну, пусть же случится, отчаянно думала она. Господи, сделай так, чтобы ему повезло. Ведь я же вижу, вижу, какой он сегодня, из-за этого проклятого старта. Только одно может ему помочь — удача, господи, дай ему удачу, дай победу, я одна не могу ему помочь, это для него важнее, чем я. Она закусила губу. Три с лишним часа она вела предварительную обработку сегодняшних регистрограмм, то и дело встряхиваемая нервной холодной дрожью, просчитывая и проверяя все дважды, трижды... Теперь оставалось ждать. Господи, помоги нам, и, может, я краешком сознания впрямь поверю, что ты есть... Горели бесчисленные табло, ходили взад-вперед стрелки по неисчислимым шкалам, перфоратор извергал бесконечную ленту, ее перехватывал мерно вращающийся приемный барабан, и Бекки никак не могла заставить себя сделать шаг и посмотреть, что там, на ленте. Никак не могла.
